Вот уже четвёртый час Кондор болтался над безбрежной гладью Атлантического океана. Вылетев на обычное патрулирование очередного квадрата водной поверхности, экипаж, с усталостью в глазах, всматривался в бирюзовые волны. Закатное солнце, постепенно остывая, скатывалось за линию горизонта, готовое вот-вот опустить свой диск в прохладные воды.
Командир экипажа скорее по привычке, чем по необходимости, бросал кратковременные взгляды на приборную панель. Правый пилот читал какой-то французский любовный роман и, казалось, совсем не интересовался тем, что происходит вокруг него. Кого-нибудь другого такое поведение, мягко говоря, удивило, если бы он не знал, что командир прошлым вечером с треском проиграл своему правому пилоту партию в польский преферанс, и теперь отрабатывал проигрыш.
В это же время штурман, напевая какой-то весёлый мотивчик, что-то рисовал на полётной карте. При этом он сидел без сапог, которые благополучно снял сразу же после взлёта. Когда-то он с гордостью объяснял интересующимся, что такая традиция – это его счастливый талисман, благодаря которому их самолёт ещё ни разу не сбивали. На самом деле сапоги армейского образца жутко натирали ноги. И единственная возможность не носить эту обувь у него была во время полёта. Этим он и пользовался при молчаливом согласии экипажа. Правда, не всегда удавалось придерживаться традиции до конца, ибо на большой высоте сильно мёрзли ноги и от холода не спасали даже тройной вязки шерстяные носки, которые он получил из дома. Тогда приходилось эти сапоги всё-таки надевать. Жаль, что мы не можем прочитать мысли штурмана при этом занятии. А, может быть, и к счастью. Не думаю, что слова, которые он при этом использовал, были бы пропущены редактором для печати.
Нижний стрелок спал. Спал самым наглым образом. Нет! Вы только не подумайте, что он был соней или плохо относился к своим обязанностям. Но многочасовой равномерный гул моторов убаюкает кого угодно. А всматривание в поверхность океана, ещё больше клонило ко сну. Стрелок честно боролся со сном. Считал стаи дельфинов. Вращал пушечной турелью. Но… сладкий сон, подкравшись незаметно, прикрыл героя покрывалом дремоты и… всё. Боец оказался не боеспособным. Улёгшись на живот и расставив ноги в стороны, со стороны казалось, что он напряжённо всматривается в проплывающие под самолётом волны. На самом деле, его храп не был слышен только потому, что моторы гудели чуть-чуть громче.
Верхний стрелок — заядлый шахматист — с увлечением рассматривал шахматную позицию на самодельной доске. Белые предприняли неожиданную атаку, и правому флангу чёрных грозило тотальное истребление. Когда-то давно, когда он ещё только начинал служить и взял свои шахматы в первый полёт, стрелок даже не подозревал, как сильно иногда трясёт самолёт, особенно над большими водными просторами, где воздух менял свою температуру и плотность с неуловимой быстротой. После того, как он переигрывал четыре раза один и тот же изящный этюд, ему это надоело, и за два бортовых пайка он заказал местным умельцам шахматную доску из плотного материала и такие же шахматные фигуры с крючками от застёжек дамского белья. Теперь он мог спокойно играть в шахматы в самых неподходящих для этого местах, развешивая или раскладывая эту доску, и прикрепляя к нужным клеточкам фигуры. Никакая болтанка не могла испортить удовольствие от игры.
Вторая половина экипажа разместилась в кормовой части большого самолёта. Там оказались два бортовых стрелка, один из которых, попивая честно выменянный на шоколад ирландский виски, рассказывал своему коллеге секрет очередного фокуса. Второй стрелок — молодой юноша с румянцем на щеках — призванный в армию из какой-то забытой Богом немецкой деревни, смотрел с нескрываемым восторгом на то, как карты исчезали и опять появлялись, то у него в кармане, то в сапоге. Он никогда не видел цирка и всё принимал с деревенской наивностью за чистую монету. Чем и воспользовался его более опытный товарищ.
Читатель может не поверить, что экипаж боевого самолёта так недобросовестно относится к своим обязанностям. Однако, ничего удивительного, на самом деле, не происходило. Полёт проходил в районах недостижимых для вражеской авиации и больше походил на прогулку.
Весь этот летающий бардак носил гордое название «Разведчик раннего обнаружения» и проходил в штабных списках, как настоящий боевой самолёт.
До конца полёта, вернее, до конца светового дня, ещё оставалось около часа. И потом ещё пару часов лёту домой. Это означало, что экипаж опять останется без горячего ужина и придётся на костре греть тушёнку в железных банках.
Самолёт неторопливо уходил на север.

Старый пароходик медленно рассекал набегающие волны, и весело постукивая сильно изношенной паровой машиной, плёлся в порт приписки, затерявшийся где-то на восточном побережье «туманного Альбиона». Пожилой капитан, исходивший не один десяток миль за свою долгую карьеру, сидел в ходовой рубке на плетеном кресле и потягивал грог. Во время недавнего шторма его сильно просквозило, и теперь он лечился старым проверенным способом. Кок очень хорошо знал привычки и вкусы своего капитана. Поэтому грог всегда получался именно таким, каким его любит капитан. Шла обычная корабельная жизнь и каждый член команды, мысленно, уже видел себя где-нибудь в замечательном кабачке, с кружкой вкуснейшего эля, в объятиях какой-нибудь портовой красавицы.
Молодой трюмный, совершавший свой первый в жизни океанский рейс, пристроившись на полубаке возле 37-мм зенитного орудия, писал письмо своей любимой девушке, которая, он хотел в это верить, верно ждёт его на берегу, и жаждет встречи с ним. Погода была хорошая. Закатное солнце навевало романтическое настроение, и лёгкий ветерок приятно обдувал влюблённого. Сидя на палубе и опираясь на замок зенитного орудия, юноша, всматриваясь в то место горизонта, где, как ему казалось, находится его любимая, подбирал самые тёплые слова, которые всплывали у него в памяти, и старательно заносил их на тетрадный лист.
Читателя может заинтересовать, почему юноша выбрал такое необычное место для своего занятия… Всё объяснялось довольно просто. Но, начнём, как и полагается, с самого начала.
Когда-то, когда война ещё не омрачила мирного существования моряков торгового флота, и пересечение Атлантического океана являлось чем-то заурядным, старый пароходик исправно нёс свою службу в одном из торговых представительств Британского торгового флота. Служба шла хорошо и пароходик, вместе со своим капитаном, готовились уйти на заслуженный отдых. Но все планы поменяла война. Сначала пароход со всем экипажем был призван на военную службу и возил военные грузы по разным направлениям. Со временем, когда опасность встречи с противником вдалеке от своих берегов стала достаточно вероятной, пароходик загнали на стапели, где подлатали корпус, подремонтировали машины и вооружили парой зенитных орудий. Капитан всячески упирался тому, чтобы его судно носило на борту какое-либо вооружение. Но строгий приказ из Адмиралтейства заставил его молча наблюдать за действиями оружейников. После того, как орудия были установлены, пароход был выгнан в старую бухту на пробные стрельбы. Нет смысла рассказывать, как моряки, будучи абсолютно далёкими от орудийных стрельб и артиллерии в целом, пытались поразить неподвижные мишени, болтающиеся в паре кабельтовых от судна. Достаточно только представить выражение лица и особенно глаз артиллерийского офицера, когда после двадцатой попытки открыть замок пушки и, наконец-то, успешном выполнении этой сложной операции, новоявленные зенитчики пытались впихнуть в ствол зенитный патрон капсюлем вперёд. Все занятия были моментально закончены. После чего офицер лично зарядил каждое орудие, и приказал никому больше ничего не трогать, потому что, при встрече с противником, экипаж вряд ли сможет выстрелить больше одного раза, прежде чем побежит к спасательным шлюпкам. На том и решили остановиться в освоении сложной науки пушечной стрельбы. Когда же во время очередного шторма одного из членов экипажа чуть не смыло за борт, во время огибания торчащего пушечного ствола, капитан приказал задрать стволы пушек максимально вверх и закрыть их чехлами. Сначала команда не обращала на пушки никакого внимания до тех, пока один из механиков не опёрся на орудийный замок. Оказалось, что за целый день на открытой палубе замок основательно нагрелся. И учитывая угол, под которым ствол зенитки был задран в небо, у палубы, куда склонялся орудийный замок, можно было пристроиться на ящике со снарядами, упёршись спиной в теплый орудийный замок. Получалось такое себе кресло с подогревом, что на свежем морском воздухе создавало незабываемый коктейль приятных ощущений.
Но, вернёмся к нашему повествованию.
Итак, пароходик медленно плыл на северо-запад, в надежде скоро увидеть огни родного порта.

Капитан подводной лодки U-34 стоял на палубе возле носового орудия и ковырял носком ботинка палубный настил. В походе его лодка, после атаки коммерческого конвоя, нарвалась на эсминцы, и только чудом ей удалось уйти живой. Одна серия глубинных бомб разорвалась так близко, что течь полностью устранить так и не удалось. Оставаться на поверхности для подводной лодки было крайне нежелательно, но и погружаться без лишней на то надобности, тоже не стоило. В довершение всех неприятностей, на лодке не осталось ни одной торпеды и ни одного снаряда. Лодка шла пустой и повреждённой, что было крайне неприятно. И капитан был жутко раздражён. Единственное, что сейчас работало без замечаний, это был дизель, который гнал лодку на базу максимальным ходом, безжалостно подстёгиваемый командой механиков, перегреваемый и потребляющий лошадиные дозы солярки, которую экономить сейчас не имело никакого смысла.
— Судно по правому борту! – бодро отрапортовал наблюдатель, и капитан вскинул к глазам бинокль. Где-то далеко, на линии горизонта, капитан рассмотрел еле заметное чёрное облачко – шёл пароход.
— Шайсе! И ни одной торпеды на борту! – капитан не мог уже сдержать своего гнева.
Спустившись в боевую рубку, капитан подошёл к штурману, чтобы определить своё точное местоположение. Потом взял бумажку, записал что-то на ней и отправил её к радисту.
Через пять минут в эфир полетело сообщение, которое уже через полчаса, по странному стечению обстоятельств, вернулось почти в ту же самую точку, из которой оно и было отправлено, только на 40 км севернее и на высоту около 4000 метров, на борт патрульного Кондора.

Стрелок-радист, обдумывавший очередной ход, который должен был окончательно сломить наступательный потенциал белых, неожиданно обнаружил, что почти не видит чёрных фигур и играет больше по памяти. Оторвавшись от доски, он с удивлением обнаружил, что солнце почти село и вокруг было довольно сумрачно. Поверхность океана больше угадывалась, чем была видна. Но, всё же, присмотревшись, ещё можно было увидеть что-нибудь, если бы оно плыло по воде.
Внезапно он чётко расслышал в наушниках позывные своего самолёта. Ещё через пару минут он появился в пилотской кабине и протянул командиру радиограмму.
Командир передал управление второму пилоту и включил подсветку кабины. В радиограмме было сказано, что подводная лодка U-34 полчаса назад обнаружила одиночное судно. Были указаны координаты этого судна, которые странным образом были близки к тому месту, над которым они сейчас пролетали. Приказ был прост и ясен. Судно обнаружить, определить точно его координаты и курс следования, после чего можно было следовать домой.
— Шайсе! – сказал командир. – Штурман! Прикинь курс к этим координатам. Чем быстрее нас туда выведешь, тем раньше полетим домой. Штурман выглянул в кабину пилотов, взял протянутую бумажку, сместил очки на кончик носа и начал читать радиограмму. Спустя пару минут самолёт лёг в глубокий вираж.

Солнце уже почти село. На полубаке становилось темно. Орудийный замок начал остывать и спине становилось холодно.
На ходовой рубке капитан допивал уже третью кружку грога, когда корабельный пёс Косточка навострил уши и, вскочив на все четыре лапы, насторожился. Так как пёс жил на корабле с самого рождения, команда могла точно определить, что означали те или иные стойки Косточки.
— О! Кэп! Смотрите! Сейчас ещё одной крысе достанется! – рулевой усмехнулся.
Капитан медленно посмотрел в ту сторону, в которую Косточка сделал боевую стойку, и подумал о том, что очень странно, когда пёс смотрит в открытое море, где крыс быть не должно.
— Приснилось что-то… Тоже о береге думает. – Мысли капитана текли медленно и спокойно.
Прошло ещё несколько минут. Косточка начал беспокоится. Он метался по ходовой рубке и опять возвращался к тому же месту, где спал. При этом нос его всё время останавливался по направлению в открытое море. Потом, окончательно потеряв терпение, пёс кинулся к двери и стал её царапать лапами, пытаясь выйти наружу.
— Выпусти его, — попросил капитан вестового.
Матрос открыл дверь и Косточка, пулей выскочив на трап, громко залаял.
— Ой, самолёт! Смотрите, самолёт! – матрос радостно замахал рукой в сторону летящего в их сторону самолёта. – Самолёт! Возьми покататься!
Все кто был в рубке, кинулись к выходу на трап, чтобы лично посмотреть на такое чудо – самолёт в открытом океане. А он уже был хорошо виден. Это был четырёхмоторный красавец, летящий достаточно низко, звонко гудя мощными моторами. В лучах заходящего солнца его обшивка приобрела зловещий красноватый оттенок, и он казался каким-то неведомым существом, невесть откуда появившимся в открытом океане. Матросы радостно свистели и махали, кто фуражками, кто руками. Капитан привычно поднял к глазам бинокль. В этот момент самолёт начал разворачиваться носом к кораблю, и капитан чётко рассмотрел на борту немецкую свастику.
— Немец! Тревога! Тревога, вашу маму!!! Все по местам! – закричал капитан.
Матросы кубарем посыпались с трапа кто куда! При этом совершенно никто не вспомнил о том, что на трап они попали, выйдя из ходовой рубки. И что в рубке, кроме капитана, никого больше не осталось.
Капитан бодро для своих лет кинулся к штурвалу и крутанул его изо всех сил, поворачивая нос судна в сторону приближающегося самолёта.

— Ну и где эта калоша? – командир Кондора уже начинал нервничать. Очень хотелось домой, и перспектива метания над океаном в полной темноте не радовала абсолютно.
Носовой стрелок проснулся. Трудно было понять, что его разбудило. Толи изменение в звуке работающих моторов, толи постоянные наклоны самолёта, меняющего курс, в поисках цели. Не столь важно, на самом деле. Важно то, что он проснулся. Как это иногда бывает в плохих фильмах, проснулся он вовремя. После того, как он открыл глаза, первое, что он увидел через стекло кабины, было двигающееся судно.
— О! Смотри, — обратился он к штурману. – Корабль какой-то…
Стрелок привстал на колени и, отодвинув пушку в сторону, принялся пристально вглядываться в сумеречное море.
— Командир, вправо 17, судно – доложился штурман.
Командир довернул самолёт. Теперь все, кто был в носовой части самолёта, увидели пароход, который выбросив в небо внушительную порцию чёрного дыма, стал разворачиваться в сторону самолёта.
— Попробуйте определить страну – командир бросил фразу в сторону носовой кабины, обращаясь и к штурману и к стрелку одновременно.
Противники сходились, как на дуэли.

При первых криках с мостика о приближающемся самолёте, в затуманенную романтикой голову молодого трюмного матроса пришла одна единственная мысль: «Шутка какая-то»… Однако, лай Косточки и усиливающиеся крики команды постепенно возвращали влюблённого на палубу его судна. Он попытался выглянуть из-за зенитки в сторону криков, но ничего не увидел. Окончательно в себя его привёл крик капитана. Почти одновременно с капитанским криком судно начало крениться, как это бывает при смене курса, и морячок просто упал с ящика, потому что ноги его затекли, чего он раньше не замечал, и удержаться на ящике у него не получилось.
Понимая, что происходит что-то незаурядное, морячок опять попытался привстать, но затёкшие ноги опять не послушались своего хозяина. В это время он очень отчётливо услышал гул моторов приближающегося самолёта. Опираясь на орудийный замок, морячок, помогая себе руками, начал постепенно вставать на ноги. Гул становился ещё сильнее. Казалось, что гудит где-то у него прямо над головой. Вдруг, стремительно выскочив из-за надстроек, силуэт большого самолёта закрыл собой практически всё небо над головой. От неожиданности, морячок инстинктивно присел, продолжая опираться руками в орудийный замок. Над головой что-то вспыхнуло и получив сильнейший удар в грудь , морячок кубарем скатился на палубу судна.

— Вот же, зараза! – носовой стрелок, собравшись в комок, прильнул к остекленению кабины, — ничего не видно!
Самолёт стремительно приближался к кораблю. Уже можно было рассмотреть канаты, сваленные на баке, ржавый нос судна и бурун перед форштевнем. Но никак не удавалось рассмотреть флаг на мачте. Было видно, как бегают люди возле ходовой рубки, но флаг… он оставался невидимым. Стрелок всё сильнее ёрзал, стараясь рассмотреть судно, которое уже начало уходить под брюхо самолёта. Вдруг левый срез судна озарился яркой вспышкой. И в то же мгновение, за спиной стрелка раздался сильнейший треск.
— Мы под обстрелом! – закричал оглушенный стрелок. Обернувшись назад, стрелок с ужасом увидел за своей спиной большую дыру в днище самолёта, абсолютно белое лицо штурмана и горящие сапоги штурмана, которые с каким-то плюхающим звуком вывалились в дыру. За ними последовали все предметы, которые лежали на штурманском столике: карандаши, линейки, карты. Последними в дыру улетели очки штурмана прямо с его носа. Мощный поток воздуха быстро проветрил кабину, и стало холодно. Вся передняя кабина была похожа на решето. Все борта, стекла, всё было в мелкую и крупную дырочку. Из всех отверстий дул ветер. Штурман, ещё не веря своему счастью, ощупывал себя, в поисках ранений. Не найдя никаких повреждений на себе, штурман молча показал пальцем на стрелка. Стрелок повторил все действия штурмана и тоже оказался цел. Сверху, из кабины пилотов, раздался рёв командира:
— Вашу мать! Куда вы смотрели! Штурман! Место на карте!
Привычным движением штурман повернулся к своему рабочему месту и тупо уставился на пустой столик.

Капитан парохода, вцепившись в штурвал, казалось, слился со своим судном в единое целое.
— Только бы не попали! Только бы не попали! – как заклинание повторял он. Самолёт всё приближался и приближался. Вот он уже гудит над самой головой. Вот уже пролетел над рубкой. Вдруг, откуда-то сзади раздался грохот, и рубку озарила яркая вспышка.
— Вот чёрт! – ругнулся капитан! В это самое время в рубку ворвался вахтенный рулевой с выпученными глазами.
— К штурвалу! – дал команду капитан и кинулся вон из рубки. Выскочив на палубу, капитан увидел удаляющийся самолёт, из которого падали какие-то горящие куски. Оглянувшись назад и окинув взглядом вверенный ему корабль, капитан не нашёл никаких видимых повреждений. Только одинокий молодой матрос лежал на палубе, и смотрел в небо широко открытыми глазами. Подбежав, капитан наклонился над ним. Матрос моргал. Значит жив! Капитан помог матросу сесть.
— Ты стрелял? Герой!!! Ты же в него попал! Ну?! Слышишь меня?!
Однако тот, отодвинув капитана в сторону, смог самостоятельно подняться. Потом, не понимая, что делает, матрос шатающейся походкой, подошёл к трапу и уселся на ступеньках. Ещё раз, осмотрев его, капитан убедился, что матрос не ранен. После этого, капитан бегом отправился в рубку, схватил бинокль и, выйдя на мостик, стал внимательно осматривать небо. Но самолёта больше найти не смог. Вернувшись на курс, судно продолжило свой путь домой с геройски торчащей зенитной пушкой, отбившей мнимую атаку вражеского самолёта одним выстрелом.

-Штурман! – буйствовал в кабине командир Кондора. – Место!
Дай мне место!!! Всё ещё бледная физиономия штурмана выглянула в пилотскую кабину.
— Нету места. И карты нету! Всё выдуло! – штурман выглядел растерянным.
— Задние, — прокричал командир, — где эта чёртова калоша?
— Нет! Не видим! – поступил доклад от хвостовых стрелков.
За окном уже совсем стемнело, и на небе стали хорошо видны звёзды.
— Ну, и куда лететь? – командир задал вопрос, не обращаясь ни к кому конкретно. Но и так было понятно, что вопрос был адресован штурману.
По-старчески кряхтя, штурман пролез в пилотскую кабину и с изумлением уставился на разбитую приборную доску. На ней подрагивали стрелки приборов в каком-то хаотичном танце.
— Мда… — штурман выглядел растерянным. – Будем думать, командир.
Ещё через пятнадцать минут, выгнав верхнего стрелка с насиженного места, штурман что-то колдовал, вглядываясь в звёздное небо. Потом донёсся его голос:
— Командир, бери левее… ещё чуть-чуть… ещё.…Вот так! Всё, лети и никуда не сворачивай!
Так они и полетели, ориентируясь по звёздам и по какому-то чутью штурмана. Потом стрелок-радист отправил радиограмму об обнаруженном судне, о состоянии экипажа и самолёта, и уселся играть с штурманом в шахматы. Возвращаться в холодную кабину штурману совсем не хотелось, и он, мотивируя тем, что «отсюда лучше звёзды видно», остался в кабине верхнего стрелка.
В это же самое время хвостовые стрелки отпаивали ирландским виски носового стрелка, а тот, после очередного глотка, всё норовил встать в полный рост, бился головой об потолок, опять садился на корточки и, разведя в стороны руки, повторял:
— Я смотрю.… А он как бахнет.… И убил меня!
Молодой стрелок , впечатлённый такими словами, всё норовил удержать встающего рассказчика, но ему это не удавалось и тот опять ударялся…

Не будем утомлять читателя рассказом о том, как ещё долго кружил самолёт над океаном, как он таки долетел до земли, и, уже ориентируясь по береговой линии, долетел до базы на последних каплях бензина, где благополучно приземлился.
А каков же конец этой истории, спросит внимательный читатель и будет, безусловно, прав. Тяжело в двух-трёх словах описать всё то, что произошло после этого случая. Давайте-ка, лучше, обратимся к архивам.

Приказ № 761
Британское Адмиралтейство
За проявленную доблесть при отражении многочисленных атак вражеских самолётов наградить трюмного матроса … медалью, и предоставить ему отпуск, сроком на 10 суток.

Приказ № 34-Т12
Экипаж самолёта FW-200 с бортовым номером … во время проведения разведывательного полёта обнаружил и атаковал вражеский крейсер, нанеся ему серьёзные повреждения.
Приказываю наградить экипаж … предоставить отпуск…

Казалось бы, все в этой истории должны быть счастливы. Получили награды, остались живы.… Но, всё-таки, о чём-то мы забыли.… Ах, да! Письмо! Письмо той самой девушке, которая должна была ждать нашего юного героя из его атлантического похода. Оно так и не было ей отправлено, потому что наш юный герой, падая, выпустил его из рук и, уносимое океанским ветром, оно сгинуло в пучине, так и не доставив ей романтического настроения вечера в Атлантическом океане.
Внимательный читатель спросит меня: «А как же отпуск? Ведь герой должен был отправиться к ней!» Наверное, так оно и было на самом деле. Если бы не рассказ одного знакомого бармена в припортовом кабаке, который, как-то, мне поведал историю о молодом моряке. Этот моряк просидел 10 суток у него в кабачке и всё рассказывал о каком-то сражении, в котором он получил медаль «за несколько сбитых самолётов» и требовал налить ему ещё.
Как знать, как знать… Может быть, это был и не наш герой.
Кто знает… Кто знает…

Автор — I./KG40_Kiev